— Здесь очень уютно, — заметила она, оглядывая расположившихся за другими столиками посетителей. — Гораздо тише, чем у «Кастелло».
— Конечно. Я так и подумал, что это более подходящее место для беседы. Джузеппе, разумеется, яркая личность, но его ресторан не располагает к интимному общению. А сегодня я не расположен делить вас ни с кем, даже с этим общительным и обаятельным итальянцем.
— Не только он обладает монополией на обаяние, — пробормотала себе под нос Катриона, отпивая из запотевшего бокала. Затем она спросила уже нормальным голосом: — Между прочим, вы сегодня были на аукционе?
Легкое движение губ Хэмиша показало, что комплимент не остался нерасслышанным.
— Да, я там был. Вот уж потеха! Элисон осталась довольной.
— По-моему, так и есть. Вы купили Эрдли?
Мелвилл покачал головой.
— Кто-то хотел его гораздо сильнее, чем я, и заплатил цену, которую я счел чрезмерной.
— Вы часто покупаете на аукционах?
— Нет. В основном через дилеров. Они дают мне знать, когда у них появляется нечто, что может меня заинтересовать.
— Именно так вы приобрели Пикассо?
— A-а, Пикассо… Нет, не так. — В мерцающем свете свечи Хэмиш выглядел немного таинственно. — Эта картина, можно сказать, сама свалилась мне в руки.
— Вот так просто? Пикассо — и вдруг падает прямо в руки? — недоверчиво спросила Катриона. — Это звучит довольно загадочно.
Он как-то странно усмехнулся.
— Ничего загадочного, скорее, обычная случайность. Она принадлежала одному американскому дилеру, который хотел кое-что, что было у меня. Мы обменялись.
— Что же такого он мог хотеть, что по стоимости равнялось Пикассо? — изумилась Катриона.
— Мою жену, — лаконично ответил Хэмиш. — Он хотел жениться на моей первой жене. Почему-то он считал, что она стоит Пикассо. Бедняга не догадывался, что я отдал бы ее за кусок картона.
— Вы шутите! — возмущенно воскликнула Катриона. — Вы шутите, правда?
Хэмиш пожал плечами.
— Не совсем. Он увез ее и таким образом хотел загладить свою вину. Неужели я должен был отказаться?
— Да! — убежденно воскликнула она. — Нельзя превращать людей в предмет для бартера.
— Вот как. — Хэмиш казался пристыженным. — Что ж, а я это сделал.
Несколько секунд она молча смотрела на него.
— Это очень хорошая картина Пикассо, — добавил Мелвилл, как бы умоляя понять его.
Катриона пребывала в смятении, не зная, верить ему или нет, а если верить, то можно ли простить такой поступок? Она растерянно покачала головой и вздохнула:
— Даже не знаю, как вас воспринимать.
Прищурившись, Хэмиш взглянул на нее.
— А не надо никак меня воспринимать, — сказал он, взяв ее за руку. — Просто давайте поедем и посмотрим на нее.
Штаб-квартира компании Хэмиша Мелвилла располагалась на верхнем этаже одного из деловых небоскребов эдинбургского Нью-Тауна, современного здания, вторгшегося в изящные кварталы построек в стиле короля Георга, типичных для этой части города. Отсюда Хэмиш управлял своей финансовой империей, покупая и продавая контрольные пакеты акций самых разнообразных предприятий. Ему нравилось оставаться постоянной загадкой для финансовых кругов; он забавлялся, заставляя деловой мир гадать, где, в какой новой, неожиданной сфере в следующий раз проявятся его интересы. У одних он слыл ангелом милосердия, спасающим казавшиеся обреченными предприятия, другие, наоборот, считали его предвестником скорого краха, порождением дьявола, чье появление на сцене означало гибель и разорение. Однако и поклонники и хулители единодушно признавали в нем недюжинный предпринимательский талант.
Ночной швейцар, казалось, ничуть не удивился тому, что глава фирмы вдруг появился в столь поздний час, и пропустил Мелвилла и его спутницу через главный вход с вежливым: «Добрый вечер, сэр, добрый вечер, мадам». Однако, когда Катриона шла за Хэмишем по пустынному гулкому холлу к лифту, она спиной почувствовала похотливо-любопытный взгляд дежурного, и ей стало не по себе. У нее даже возникло желание обернуться и объяснить ему, что они идут всего лишь взглянуть на картину Пикассо…
В коридоре на нужном им этаже горела только одна аварийная лампочка. Не успела Катриона удивиться, почему Хэмиш не включает освещение, как они вошли в просторную комнату, казавшуюся огромной из-за широких окон, сквозь которые были видны несущиеся по залитому лунным светом небу рассеянные облака. Катриона подумала о том, что в дневное время отсюда, наверно, открывается панорама залива Ферт-оф-Форт и лежащих за ним холмов, но сейчас они превратились в далекие, смутно различимые темные горбы позади сияющего водоворота уличных огней, подобно кулисам ярко освещенной сцены… Пол комнаты украшал толстый и мягкий ковер.
— Обернитесь, — тихо сказал Хэмиш и нажал на выключатель.
Катриона послушно повернулась и тут же задохнулась от удивления и восторга. Вспыхнувшие лампы сфокусировались на обшитой деревянными панелями стене, оставив в полумраке большую часть комнаты, и под их лучами проявилась и ожила висящая на стене картина. Это был ранний, романтический Пикассо, Пикассо периода увлечения Арлекинадой. На картине была изображена Коломбина в серо-голубом, расшитом бриллиантами платье, с обнаженными покатыми белыми плечами, зачесанными назад рыжими кудрями и огромными черными, источавшими ненасытную чувственность глазищами. Может быть, искусствовед мог разглядеть в этой работе будущее увлечение художника кубизмом и абстракционизмом, но, за исключением некоторой асимметрии форм, фигура была вполне женственной, и женщина эта определенно была возбуждена, о чем свидетельствовал полуоткрытый яркий рот и руки, жадно тянущиеся к невидимому объекту ее желания.