— Моя дорогая девочка, у тебя очень усталый вид, — констатировала Шина, критически осмотрев свою старшую дочь после того, как приветствовала ее теплым объятием.
Со временем на ферму пришли вода и электричество и, поскольку в руках Джемми горела любая работа, очень скоро в доме появилось множество изменений, усовершенствований и пристроек. Одна из них, широкая светлая веранда с огромным окном тянулась вдоль всего дома, и Джемми Стюарт с женой очень любили сидеть там, ловя лучи зимнего солнышка или наблюдая, как пристают и отчаливают лодки и паромы.
Катриона слабо улыбнулась. Им не нужны слова, чтобы выразить взаимную любовь и внимание, достаточно взгляда, улыбки, объятия.
— Как хорошо дома! — с глубоким вздохом объявила Катриона, снимая жакет и привычным жестом вешая его на крючок возле входной двери. Она наклонилась, чтобы поднять свои сумки.
— Нет, не занимайся этим сейчас, — возразила мать, беря ее за руку. — Ты выглядишь не только усталой, но и голодной. Садись-ка вначале, поешь. Твой отец скоро вернется.
— А где па? — поинтересовалась Катриона, идя на кухню вслед за Шиной.
— В баре «Ферри-Инн», дорогая, где же еще? — В тоне Шины не было ни малейшего оттенка неодобрения. — Ты позвонила, едва он ушел. Скоро вернется, зато мы пока что сможем поболтать в свое удовольствие. Садись.
Катриона послушно уселась за стол, в то время как ее мать уже зачерпывала суп из кипящей на плите кастрюли.
— Суп из курятины! — с удовольствием принюхалась Катриона. — Я могу съесть всю кастрюлю!
Шина поставила перед ней тарелку и достала из печи каравай теплого хлеба с коричневой поджаристой корочкой.
— Похоже, это тебе просто необходимо, Кэт, — критически заметила она. — Наверно, ты плохо питаешься?
Катриона рассмеялась и начала намазывать хлеб маслом.
— Что ты, мамочка, наоборот. Я питаюсь гораздо лучше, чем можно предположить по моему виду. Например, вчера на обед я ела черную икру.
Неужели это было только вчера? Только вчера она поперхнулась от неожиданности, увидев Андро, только вчера разговаривала с Хэмишем? Здесь, в уютной безопасности родительской кухни, это казалось далеким прошлым или фантазией.
Шина удивленно приподняла брови:
— Икру? Ну, и хороша ли она на вкус, хотелось бы мне знать?
— Вкусная, но, по правде говоря, я предпочитаю икру сельди. — Наступила пауза, во время которой Катриона проглотила несколько ложек супа. — Ма, это нектар и амброзия. Пища богов!
— Ешь, ешь на здоровье, дорогая, — удовлетворенно кивнула мать. — Но не заставляй меня слишком долго ждать. В конце концов должна же я узнать, почему ты здесь. — Шина достала из буфета бутылку виски и поставила на стол. — То-то обрадуется Мария, когда узнает, что ты дома. Чуть позже мы ей позвоним.
— Угу, мне тоже не терпится увидеть ее и детей, — с полным ртом проговорила Катриона. — Кэти, наверно, уже ходит?
— Пока что не очень. Ленивая маленькая негодница! Но, конечно, она очень веселая и улыбчивая. Напоминает мне тебя, когда ты была в таком же возрасте.
— Чем, своей ленью?
— Нет, тем, что она такая солнечная, радостная. Сидит, смотрит на тебя и улыбается так, что сердце тает.
— Ах ты, сумасшедшая бабушка! — улыбнулась Катриона. — Так значит, это ты ее избаловала?
— Вовсе нет! — возмутилась Шина. — Я совершенно одинаково обращаюсь с обоими внуками.
— Марии повезло, что ты рядом. Полагаю, она этим пользуется.
— Что же делать, если там, в магазине, им совсем негде играть. Они, бедняжки, теперь уже совсем потеряли надежду купить себе дом.
— Почему?
Шина порозовела.
— Наверно, мне не следовало говорить тебе об этом. Мария захочет сама сообщить эту новость.
— Уж не ждет ли она третьего? — изумилась Катриона. — Неужели они до сих пор не поняли, отчего это бывает? Надо же — за пять лет трое детей!
— А что в этом плохого? — Шина сразу же встала на защиту младшей дочери. — Это как раз то, в чем нуждается наш остров — побольше детей и молодежи, а то в церкви, смотришь, сплошные седые головы.
Катриона рассмеялась.
— Не думаю, что Мария делает это из демографических соображений. Просто она любит детей.
Шина открыла было рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказала. Она собиралась сравнить двух своих дочерей, но ее замечание могло показаться Катрионе обидным. Вместо этого Шина взяла в руки бутылку и налила понемногу в маленькие стеклянные стаканчики, а затем разбавила виски водой из кувшина. Ее спокойное лицо, несмотря на яростные ветры и ледяные дожди Ская, запечатлевшие на ее когда-то гладкой коже сложный узор морщин, по-прежнему несло печать красоты. Короткие густые кудри, когда-то солнечно-медовые, теперь стали пепельными, но глаза все еще оставались яркими и блестящими, как луговые васильки, совсем как в те годы, когда она, подрисовав их черным карандашом и надев мини-юбку, в субботу вечером отправлялась послушать записи «Битлз».
Шина вручила один из стаканчиков Катрионе и приподняла второй.
— Твое здоровье! — в унисон произнесли мать и дочь, и обе, сделав по хорошему глотку, замерли, дожидаясь, пока обжигающая жидкость достигнет желудка и по телу разольется знакомое приятное ощущение.
Шина, облокотившись о стол, вперила в дочь властный взгляд.
— А теперь, Катриона Стюарт, расскажи мне, что случилось.
Катриона обнаружила, что ей нелегко встретиться глазами с матерью.
— Это трудно объяснить, — уклончиво начала она. — Просто в последнее время я чувствую себя какой-то… потерянной. Как будто свернула не туда и не могу узнать дорогу.