— Я понимаю, что вы имеете в виду. Устрашающая тень Голливуда! — Катрионе стало ясно, что этот человек прекрасно разбирается в том, о чем говорит.
— Вот именно! — воскликнул он, и Катриона порадовалась, что смогла заставить его рассмеяться. — Но кто бы ни играл главные роли, ставить произношение им все равно придется, — продолжал Гэлбрайт, — а на это потребуются средства, которые в первоначальной смете вообще не были предусмотрены. Таким образом, этот миллион нужен для того, чтобы нанести последние штрихи, необходимые для того, чтобы превратить средний фильм в хороший.
— Это примерно то, что я и хотела услышать. Значит, вы не сомневаетесь в успехе?
Последовала пауза, прежде чем Роб Гэлбрайт заговорил, тщательно подбирая слова, как будто выступал в суде или на пресс-конференции.
— Всякий, кто имеет отношение к британскому кино, будет рад, если этот фильм выйдет на экраны. Кроме этого, у нас нет ни одного художественного фильма, приуроченного к юбилейной дате Стивенсона, так что у картины огромная потенциальная аудитория. Сумеет ли инвестор возместить свои расходы — это уже другой вопрос. Контракт, который мы помогаем заключить, еще не гарантирует успеха, он только, если можно так выразиться, защищает интересы тех, кто будет работать над фильмом.
Катриона понимала, что ее собеседником движет профессиональная осторожность, но он показался ей достаточно доброжелательно настроенным, чтобы она осмелилась задать ему следующий вопрос:
— Могу ли я спросить, какова, по-вашему, вероятность того, что мой клиент сможет не только вернуть свой миллион, но и получить достаточную прибыль?
— Строго говоря, вы не можете задавать такой вопрос, — Роб Гэлбрайт твердо воздерживался от каких бы то ни было обязательств. — Но американские продюсеры не стали бы вкладывать в фильм десять миллионов, если бы не были уверены в успехе. С другой стороны, они финансируют картины, бюджет которых вдвое и втрое превышает указанную сумму, так что такой мелочью, с их точки зрения, может быть, можно и рискнуть.
— То есть, «Катриона» для них — так, мелкая рыбешка?
— В общем-то да. Но это не значит, что в случае удачи она не может принести большие деньги. Посмотрите-ка, что произошло с «Четырьмя свадьбами и похоронами»!
— Ясно. Такой доход удовлетворит любого инвестора.
— А не хотите ли вы сказать мне, кто этот добрый гений? — спросил Роб.
Ему нравился ее голос, и он мысленно пытался пририсовать к нему лицо.
— Нет. Извините. Пока еще нет.
— Ну, ладно. Будем надеяться, он согласится. Я бы хотел, чтобы этот фильм сняли.
Несмотря на профессиональную сдержанность, сейчас он высказался вполне определенно, что еще больше расположило Катриону как в пользу неведомого мистера Гэлбрайта, так и в пользу проекта. Если по голосу можно судить о человеке, то Роб Гэлбрайт безусловно заслуживал доверия.
— Большое спасибо, вы мне очень помогли, — с искренней теплотой поблагодарила Катриона.
— Надеюсь, это не последняя наша беседа. Извините, в самом начале я не очень хорошо расслышал ваше имя. Как, вы сказали, оно звучит?
— Катриона Стюарт. Я работаю в одном из частных банков Эдинбурга, «Стьюартс и Компания». Наверно, вы никогда не слышали о нем?
— Нет, слышал, — уверил ее Роб, мысленно вернувшись в тот вечер, когда он водил свою мать на «Сансет бульвар».
Он знает этот банк, а теперь он даже знает, как выглядит девушка, с которой он разговаривал. Более того, если вспомнить, кто был в тот вечер ее спутником, то, пожалуй, он может назвать имя потенциального инвестора. Однако Роб ничего об этом не сказал.
— Сообщайте мне, как будут идти дела. Вы знаете, как звонить мне в офис? — Он продиктовал ей номер телефона. — Время от времени я бываю в Эдинбурге, — продолжал Роб. — Может быть, мы с вами встретимся.
— Может быть, — ответила Катриона. — До свидания.
Сидя за завтраком, Фелисити неожиданно заявила мужу:
— Я чувствую себя виноватой перед Катрионой.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Брюс, опуская газету.
В нынешней ситуации он не мог позволить себе пропускать слова жены мимо ушей.
— Я понимаю, что я ее оклеветала, — продолжала Фелисити, подливая себе кофе из кофейника.
Из соседней с кухней буфетной раздался грохот, и она встревоженно окликнула:
— Скажи на милость, Айона, что ты там вытворяешь?
— Всего лишь счищаю грязь со своих хоккейных ботинок! — прокричала ее дочь. — У нас сегодня игра.
— Ладно, только не измажь весь пол. Лучше займись этим во дворе, — строгим голосом посоветовала мать.
— Так как же ты ее оклеветала? — напомнил Брюс.
Фелисити понизила голос:
— Я же говорила, что подозревала ее. Мне никогда и в голову не приходило, что это может быть Линда Мелвилл. — Лицо Фелисити затуманилось: рана еще не затянулась.
Брюс нетерпеливо кашлянул.
— Мне кажется, пора тебе сделать усилие и перестать себя мучить, Флик, — осторожно предложил он, опасаясь нового скандала. — Я уже сказал, что больше это не повторится.
— Ха, — отмахнулась Фелисити, продемонстрировав тем самым, как мало веры придает она его обещаниям. — Речь не об этом. Ужасно, что я подозревала Катриону. Я должна как-то ей это компенсировать.
Брюс по мере сил старался скрыть, как его раздражает выдумка жены, которую он считал глупой женской сентиментальностью.
— Почему, ради всего святого?
— Потому что в гольф-клубе я облила ее имя грязью и теперь несу ответственность за то, что Катриона приобрела репутацию, которой она совершенно не заслуживает. И ты тоже.